Лепила[СИ] - Николай Шпыркович

— А–а–а…. Значит, предлагала таки. А могло бы быть? — остро прищурился на меня Семеныч.

— Ну … — я вспомнил дежурство и обжигающий шепот в ухо, — Семеныч, человек — слаб. Но Гоше бы сказал. Наверное.

— То–то и оно, что «наверное», — ворчливо заметил хирург.

— Нет, ну я и не думал, что Гоша на нее так запал.

— Ладно, перемелется. Гоша не школяр сопливый, в петлю не полезет. Остынет — разберется.

Я заторопился в отделение — и так опаздывал, одновременно размышляя над услышанным. Было, что ни говори, стыдновато. В самом ведь деле, а не будь такого шального дежурства в ту ночь, и что — удержался бы? — задал себе я вопрос, и честно ответил — нет. И не остановили бы меня ни дружба с Гошей, ни Инкины рыжие кудри.

«А ведь сволочь ты, Дмитрий Олегович, и редкостная» — сказал я сам себе. С Дениса какой спрос, да и за Светку не тебе решать — она тебе ни дочка, ни невеста. А вот самому что–то надо менять в отношении к жизни, а то ведь совсем скозлишься.

Этак вот бичуя сам себя, наподобие средневекового монаха — флагелланта я добрался до отделения. Светку я уже не застал, заступила новая смена, но по любопытным взглядам, брошенным исподтишка, я понял, что произошедшее новостью ни для кого не является. Блин, теперь с Инной объясняться, нажужжали уже, видать. Вроде, и не в чем, особенно, а, поди ж ты.

Денис встретил меня взглядом ребенка, разбившего хрустальную вазу матери.

— Я … — начал, было, он.

— Первым делом — самолеты, а о девушках — потом, — оборвал я его.

Денис немного посопел, в точности, как ежик, которых мы в детстве ловили с братом, когда пасли коров в деревне, хотел, видно, что–то сказать, однако сдержался. Я переоделся, и мы вместе вышли к больным. Сегодня их было трое: Олег, уже бодрячком сидевший в кровати, ребенок, глотнувший бензина из оставленной без присмотра бутылки, (дети всегда так: с лечебной целью ты им сладчайшую микстуру в рот не зальешь, а сам — тот же бензин, или чего еще противнее — выпьет и не поморщится). Была еще деревенская женщина, которую привезли соседи — односельчане, заметившие, что из дома, где живет больная, никто не выходит, а поросенок исходит визгом от голода. Деревня — не город, шансов превратиться в мумифицированный труп в пыльной квартире, в ней нет абсолютно. Зайдя в дом, они нашли нашу пациентку лежащей возле кровати, по–видимому, уже несколько часов. Так когда–то нашли, вроде бы Сталина. И заболевание у них было одно — инсульт. Хотя, вообще–то, Сталина, пишут, как бы и отравили — как будто, если человек занимает высокий пост, это автоматически страхует его от всех хворей. Не может великий человек умереть от банального инфаркта, или в автокатастрофу попасть. А если умер — ясное дело, враги отравили. Интересно, сколько бедолаг — поваров поплатились своими головами только за то, что после приготовленного ими обеда у их хозяев — баронов — султанов развился банальный аппендицит или кишечная непроходимость. Взять того же прокурора, бушевавшего не так давно в отделении. Хвати его этот приступ панкреатита веке в XV-м, да и попозже — вопрос ясен — светлейшего судью опоили отравленным вином, и чары бесовские наслали. За что и надо бы сжечь пару — тройку местных ведуний, и заодно врача — иноземца, который, басурманская собака, хлеб у местного лекаря отнимал. И хоть тресни, не понимаю, почему, если у грузинского старика семидесяти трех лет случается инсульт — это ничего, а вот если этот старик к тому же генералиссимус и глава ядерной сверхдержавы — так это сионисты — американцы — бериевцы ему болячку сорганизовали? Или у Сталина за каждый сосуд в мозге отдельный энкаведешник отвечал? Сейчас женщина, согретая и отмытая, лежала в постели и наглядно демонстрировала, насколько образным было мышление у великих неврологов прошлого: «…больной отворачивается от вида парализованных конечностей и созерцает пораженный очаг». Здорово! На мой взгляд, куда лучше, чем уныло долдонить: «… вследствие закупорки сосуда атеросклеротической бляшкой в мозгу образуется ишемический очаг. Так как волокна, осуществляющие иннервацию скелетной мускулатуры, перекрещиваются, утрата чувствительности и двигательной активности наступает на стороне, противоположной поражению. При глубоком параличе сгибательные мышцы шеи и глазодвигательные мышцы непораженной стороны тянут сильнее, и, в отсутствие противосилы осуществляют насильственный поворот головы и взора в здоровую сторону, а значит именно в ту, на которой сформировался очаг поражения». Уф–ф–ф.

Хотя, может, быть, без знания такой вот скуки и не сформируешь так изящно — «… созерцает пораженный очаг…» — музыка! Выслушав короткий рассказ о больных — что было, что будет, чем сердце успокоили, он обрисовал ситуацию «на фронте» — то есть, зреет ли в больнице какой–нибудь фрукт, достойный нашего внимания — в плане оперативной активности, или перевода под наше неусыпное (хм!) око.

Напоследок он сдал мне ключи от комнаты, где хранился наш небогатый запас наркотиков и как–то отрешенно замолк.

— Иван–царевич невесел, буйну голову повесил — прокомментировал я унылое посапывание Дениса.

— Да я же не знал, что у Игоря… со Светкой какие–то отношения, — виновато пробормотал он. — Она же сама пришла, я и не ожидал даже, ну и …

— Оскоромился, а между прочим, по старому стилю уже — Петров пост.

— Да ладно, не смейтесь вы.

— А что мне — плакать? Епитимью я на тебя все равно накладывать не собираюсь, да и не могу. С Игорем говорил уже?

— Нет, он ко мне не заходил, он только со Светкой поговорил, так она заплаканная домой побежала.

— Теперь, как порядочный человек, ты обязан на ней жениться — рассеянно сказал я, думая о другом.

— Так… я готов — смутился Денис и нежно–розовые щеки его запунцовели. Она мне очень понравилась. Вы знаете, — сбивчиво заговорил он, — я ведь институт, ну…, после школы сразу поступил, мне 16 тогда было, мы с мамой жили, так что я в институте… ну, не было у меня никого — он жалобно посмотрел на меня, а я лишь удивленно покрутил головой — встречаются же подобные экземпляры и в наше время, несмотря на, казалось бы, полную вседоступность и вседозволенность. Вырвался, значит, паренек, на вольные хлеба. Что–то мама скажет, если он и вправду совсем голову потерял, и на Светке и впрямь жениться хочет?

— Вы знаете, Света мне тоже сказала, — с воодушевлением, достойным пера Шекспира начал говорить Денис — что я ей, ну… тоже, сразу понравился. Она даже заменилась, чтобы подряд две ночи со мной дежурить. Так ей только сегодня надо было выходить.

— Ну да? — удивился я. Может и вправду у них — любовь с первого взгляда.

Попрощавшись со мной на два дня, Денис побежал на утренний автобус до областного центра. Заметно было, что возле ординаторской шаг его ускорился, как у кота, совершившего какую–то шкодливость, и спешащего мимо ног хозяина, дабы не получить пинка.

Ребенок, хлебнувший бензина, был в удовлетворительном состоянии, поэтому я быстренько перевел его в детское отделение. Олегу разрешил вставать и сидеть в кровати. С женщиной же, по–прежнему упорно смотревшей в сторону бессильно обмякшей руки, в общем–то, вопрос был тоже достаточно ясный — кормить, поить, ухаживать, каждые 2 часа — поворот в кровати, чтобы не образовались пролежни, хотя рано или поздно они все равно появятся, но хоть не в нашем отделении. К сожалению, действие большинства лекарств, рекомендуемых при инсульте, во многом сходно с действием заклинаний шамана: верит в них человек — не исключено, что и помогут. Что–то, где–то вроде бы защищает, улучшает и активирует, а что конкретно — ученые и сами толком не знают. В английском руководстве написано честнее: «… к сожалению, достоверность действия большинства медикаментов, применяемых при лечении инсультов, не подтверждена, а потому лечение должно сводится к поддержанию жизненных функций». Жизненные функции — это то самое: кормить — поить — ворочать. И не надо напрягать родственников в поисках очередного чудо–препарата, который при ближайшем рассмотрении, оказывается каким–нибудь витамином, правда по запредельной цене.

Несмотря на то, что женщина не могла разговаривать, она была в полном сознании, судьбу свою прекрасно понимала, поэтому слезы беспрерывно катились с ее глаз. Санитарка привычным умиротворяющим тоном успокаивала ее, говоря, что все обойдется, что надо немного полежать, отдохнуть, а рука шевелиться обязательно будет, она уже лучше, чем вчера. Но женщина продолжала беззвучно плакать, отчаянно цепляясь здоровой рукой за край кровати, так что пальцы белели, и приходилось силой разжимать их, чтобы перевернуть больную на другой бок.

В операционной сегодня большой активности не было, лишь помог немного Семенычу на операции грыжесечения. Ограничились небольшим внутривенным наркозом.

Гоша в ординаторской не появлялся — с утра сидел на приеме, а после обеда отпросился у Семеныча, и, благо день был спокойный, вообще ушел с работы.